Соковнина Е. П. - Воспоминания о Д. Н. Бегичеве
<...> О дружбе его (Д. Н. Бегичева) с Грибоедовым Кс. А. Полевой в
своих "Записках" говорит, что Грибоедов изобразил своего друга Д. Н.
Бегичева в "Горе от ума" - в лице Платона Михайловича. Но беззаботный
характер последнего решительно ни в чем не сходен с энергично-деятельным
характером Д. Н. Бегичева. Молва же об изображении Д. Н. Бегичева в роли
Платона Михайловича распространилась вследствие одного незначащего случая. В
1823 году А. С. Грибоедов гостил летом в деревне друга своего Степана
Никитича Бегичева и здесь исправлял и кончал свою бессмертную комедию,
поселясь в саду, в беседке, освещаемой двумя большими окнами. Д. Н. Бегичев
в это лето приехал к брату с своею женою. Раз Грибоедов пришел в дом к
вечернему чаю и нашел обоих братьев Бегичевых сидящими у открытого окна в
жаркой беседе о давно прошедших временах. Так как вечер был очень теплый, то
Дмитрий Никитич расстегнул жилет. Жена его Александра Васильевна , боясь,
чтобы муж не простудился, несколько раз подходила к нему, убеждая застегнуть
жилет и ссылаясь на сквозной ветер. Дмитрий Никитич, увлеченный разговором,
не обращал внимания на ее просьбы и, наконец, с нетерпением воскликнул: "Эх,
матушка! - и, обратись к брату, сказал: - А славное было время тогда!" А. С.
Грибоедов, безмолвный свидетель этой сцены, расхохотался, побежал в сад и,
вскоре затем принеся свою рукопись, прочел им сцену между Платоном
Михайловичем и Натальей Дмитриевной, только что им написанную, прибавив при
этом: "Ну, не подумайте, что я вас изобразил в этой сцене; я только что
окончил ее перед приходом к вам". Конечно,, все смеялись, и так как этот
маленький эпизод был передан Д. Н. Бегичевым братьям его жены, и, между
прочим, Денису Васильевичу <Давыдову>, словоохотливому весельчаку, то не
мудрено, что стоустая московская молва поспешила разнести весть, что А. С.
Грибоедов изобразил своего друга Д. Н. Бегичева в роли Платона Михайловича.
Жена Д. Н. Бегичева, Александра Васильевна, не имела ничего общего с
светской и бесцветной московской барыней Натальей Дмитриевной, изображенной
в "Горе от ума". Александра Васильевна росла сиротою, под строгим надзором
своей родной тетки Ек. Евд. Бибиковой, и была вынуждена с 18-летнего
возраста взяться за управление имением не только тетки, вдовы с расстроенным
состоянием, но и имениями своих трех братьев Давыдовых, которые все были на
службе. Их уважение и благодарность сестре за ее заботы были беспредельны.
<...>
Мне было всего 12 лет, когда я провела зиму в Москве у моего дяди
Степана Никитича Бегичева, у которого тогда, в 1823 году, жил его друг А. С.
Грибоедов. Они оба имели большое влияние на мое умственное развитие. Слова
А. С. Грибоедова, говорившего мне: "Лиза, не люби, света и его побрякушек;
будь деревенской девушкой, ты там будешь больше любима, а главное, научишься
сама лучше любить", - глубоко запавшие мне в душу, сохранились живо в моей
памяти и дали мне направление к тихой семейной жизни. Даже любовь к музыке и
серьезному чтению были развиты во мне моим дядей С. Н. Бегичевым и его
другом А. С. Грибоедовым. В эту зиму Грибоедов продолжал отделывать свою
комедию "Горе от ума" и, чтобы вернее схватить все оттенки московского
общества, ездил на обеды и балы, до которых никогда не был охотник, а затем
уединялся по целым дням в своем кабинете. Тогда по вечерам раздавались его
чудные импровизации на рояли, и я, имея свободный доступ в его кабинет,
заслушивалась их до поздней ночи. У меня сохранился сочиненный и написанный
самим Грибоедовым вальс, который он передал мне в руки. Прилагаю этот
вальс, в уверенности, что он может и теперь доставить многим удовольствие.
Дядя С. Н. Бегичев при богатстве своей жены мог бы жить роскошно в
Москве, но так как он, подобно другу своему Грибоедову, не любил светских
удовольствий, то всю роскошь в его домашнем обиходе составляли
гастрономические обеды и дорогие вина, которые так славились, что привлекали
в дом его многих приятных собеседников.
Почти ежедневными посетителями дяди были, между другими, князь В. Ф.
Одоевский, очень еще тогда молодой, почти юноша, и товарищ его по
изданию сборника "Мнемозина" Кюхельбекер, который давал мне уроки русского и
немецкого языков. Часто оживлял общество весельчак А. Н. Верстовский,
который тогда нависал знаменитый свой романс "Черная шаль" и певал его с
особенным выражением, своим небольшим баритоном, аккомпанируемый
Грибоедовым. Остроумный и словоохотливый Денис Васильевич Давыдов сыпал
острыми шутками и рассказами о былом. Понятно, что такое приятное общество,
и притом с приправой лучших вин и изысканного обеда, приманивало многих
посетителей. Бестужев, издатель альманаха "Полярная звезда", искал
знакомства с С. Н. Бегичевым, но А. С. Грибоедов советовал ему избегать
Бестужева, зная замыслы декабристов, которым, впрочем, Александр Сергеевич
не придавал значения, что и выразил в ответе Чацкого Репетилову: "Шумите вы
- и только!"
Никто не мог ожидать, чтобы рассеянный мечтатель и ипохондрик
Кюхельбекер мог быть завербован в политический заговор. Его рассеянность
давала повод к многим забавным анекдотам, но это не мешало ему обладать
литературным талантом. Я обязана Кюхельбекеру тем, что он познакомил меня с
красотами поэзии, а Грибоедову тем, что научил меня понимать
высокопоэтическое достоинство псалмов Давида, заставляя переводить некоторые
из них.
Нравственное влияние С. Н. Бегичева на Грибоедова, начавшееся с 1812
года, когда Грибоедов, попав из университета в гусары, увлекался рассеянной
жизнью военной молодежи, продолжалось до конца его жизни. Степан Никитич был
на 9 лет старше Грибоедова, и Александр Сергеевич уважал в нем человека с
большим умом и здравым смыслом, необычайно доброго, без всяких эгоистических
и честолюбивых целей и всегда поддавался благотворному влиянию своего друга.
Могу прибавить к этому, что С. Н. Бегичев всегда входил в материальные
интересы Грибоедова, которые бывали порою очень стеснены, вследствие
расточительности его матери. Дружеская помощь Степана Никитича не раз
выручала его из затруднений.
Насколько сильно было влияние С. Н. Бегичева на Грибоедова, служит
доказательством, что Александр Сергеевич, как бы предчувствуя свою гибель,
очень не желал принять предлагаемый ему пост посланника в Персии и принял
его единственно по убеждениям своего друга С. Н. Бегичева. Степан
Никитич был уверен, что, при знании Грибоедовым восточных языков, при его
знакомстве с нравами и обычаями персиян, он мог принести на этом посту
большие услуги России. Как же поразил Степана Никитича трагический конец его
задушевного друга! Он упрекал себя в рановременной кончине Грибоедова,
зная, что мечтой последнего было - поселиться в деревне и посвятить себя
литературным трудам. Внезапная весть об убиении Грибоедова разом состарила
дядю Степана Никитича; он вдруг постарел, и с этих пор ничто не могло
развлечь его сердечной скорби.
В настоящее, переживаемое нами время эгоизма и холодного расчета такие
бескорыстные, светлые личности,; как оба брата Бегичевы, способные любить до
самозабвения, составляют уже редкое явление.
|
